Доклад игумена Иосифа (Крюкова), начальника Московского подворья Спасо-Преображеского Валаамского ставропигиального мужского монастыря на ХХVII Международных Рождественских образовательных чтениях. Направление «Древние монашеские традиции в условиях современности» (Зачатьевский ставропигиальный женский монастырь Москвы, 28–29 января 2019 года)
Тема моего доклада определена организаторами следующим образом: «От чего отрекается молодой послушник и что приобретает?» При ближайшем рассмотрении становится очевидно, что слово «послушник» в данном случае употреблено для обозначения всех форм первоначального пребывания человека в монастыре, в диапазоне от трудника до новоначального инока. Далее для краткости я буду использовать это слово именно в таком значении.
Кроме того, словосочетание «молодой послушник» не обязательно означает «молодой человек», поэтому уместнее будет говорить о «современном послушнике» – как делал, например, в своем докладе на международной монашеской конференции в мае 2016 года в Екатеринбурге архимандрит Алексий (Поликарпов). Поэтому я посвящу следующие несколько минут не рассмотрению того, какие решения, поступая в монастырь, должен принимать человек именно молодого возраста, а скорее некоторым общим вопросам, встающим в связи с принятием в монастырь человека нашего времени.
Наконец, противопоставление отречение – приобретение подразумевает выявление наиболее очевидных характеристик современной жизни в миру и ответов, которые может и должен предложить монастырь. Поэтому тема моего доклада может быть переформулирована следующим образом: в какой мере конфликт между «современным образом мышления» и «традиционными монашескими ценностями» влияет на выбор монашеского жития сегодня?
Можем ли мы понять и разрешить этот конфликт? Является ли «современный образ мышления» некоей инфекцией, излечение которой – единственный способ адаптации послушника к монастырской жизни? Результатом такого отношения было бы вымирание монашества, потому что это означает, что монашество не является вневременным явлением жизни Церкви и может существовать только внутри определенных социальных и культурных параметров. Вот отрывок из доклада митрополита Лимасольского Афанасия на монашеской конференции в Москве в 2013 году: «Современные люди, дети Интернета, Фейсбука, дети «Кока-Колы»… сегодня приходят к монашеству, и старцы, отцы святые действительно могут влить новое вино в их ветхие мехи. Это вино всегда новое, всегда молодое, потому что Христос всегда один и тот же, несмотря на различие эпох. Он тот же в каждую эпоху. И также, несмотря на различие эпох и времени, сущность монашества… остается неизменной и в прошлом, и в настоящем».
Примечательно, что для автора этих слов «молодым» и «современным» является не контекст, внутри которого живет монах, а именно само монашество. Какой бы формы ни был сосуд, в который разливается это благодатное вино, монашество может принимать различные очертания, но то, что составляет его содержание, всегда является актуальным и, следовательно, сегодня, как и семнадцать веков назад, дает все необходимые для современного человека ответы на вопросы духовного поиска.
Но и изменившаяся культурная и духовная картина мира также является данностью. Именно она формирует тех, кто приходит сегодня в монастырь – как, в общем-то, и нас. Перефразируя слова святителя Филарета Московского, написанные им в письме к наместнику Троице-Сергиевой Лавры, нельзя XXI век сделать IV или V, и Вологодскую губернию Фиваидою. Мы должны постараться понять, в какой мере силы, формирующие современного человека, могут быть использованы для достижения целей, к которым устремлена жизнь в монастыре.
Одним из таких факторов является увеличение значения образования – как формального, так и порожденного возросшей степенью доступности информации вследствие развития интернета. Разумеется, часто в монастырь приходят люди с относительно скромными интеллектуальными запросами и культурными навыками. Однако будет неверным считать, что именно они формируют облик монашества сегодня. Во-первых, все мы знаем, какое большое внимание уделяет сегодня священноначалие повышению богословского и общеакадемического уровня монашествующих. А во-вторых, если брать для примера Валаамский монастырь, к братии которого Господь сподобил меня принадлежать, уже сегодня количество монашествующих, имеющих высшее образование, превышает 35 %, а на Московском подворье, которое я возглавляю, это число доходит до 80 %.
В записках о посещении Ново-Иерусалимского монастыря английский писатель Льюис Кэрролл рассказывает о том, какое большое значение для понимания монастырского быта имела для него возможность общаться с братией на одном языке. Конечно, лингвистические таланты монахов в данном случае я упоминаю только как пример личной образованности, которая часто оказывается необходима как для внутреннего личностного роста братии или сестер, так и для их способности общаться с приходящими из мира в монастырь. Эту мысль, которая затем нашла отражение как минимум в одном из документов Синодального отдела по монастырям и монашеству, в 2004 году акцентировал митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, ныне – Святейший Патриарх: «Они (т. е. монашествующие и те, кто соприкасается с посещающими монастырь. – Иг. И.) должны быть современными и интеллигентными… знающими свою историю, умеющими заинтересованно рассказать о святых местах и могущими помочь своим гостям соприкоснуться со святым местом, передать им, может быть, свое настроение, свое понимание, свой религиозный опыт».
Это, конечно, не означает, что принципиальным инструментом общения монастыря и современного человека должен быть интеллектуальный диалог. Однако в ситуации, когда все меньшее количество людей занято в далекой от рефлексии сфере сугубо физического труда, и все большее имеет опыт быстрого обмена виртуальной информацией, предрасположенность к поиску знаний, с которой в монастырь приходит послушник, должна получить разрешение в форме систематического разъяснения цели монашеской жизни и самоограничения.
В то же время мы должны понимать, что «современный образ мышления» не является чем-то однородным. Современный человек лишен цельности. Он не следует за каким-то одним голосом и не руководствуется какой-то одной идеологией. Нет необходимости объяснять тот уровень духовной и моральной дезориентации, в которой сегодня пребывает мир. Сегодня вызов христианскому мировоззрению бросает не та или иная идеология, а мертвящая инфантильность многих наших современников, делающая их индифферентными к любому серьезному поиску истины. Однако такие люди редко приходят в монастырь, чтобы остаться – как правило, их можно найти среди трудников, которые оказываются в орбите монастыря в силу социальной неустроенности. Остальные же подлинно желают обрести религиозное значение своей жизни. Они осознают, что вектор жизни в миру сегодня обращен в сторону хаоса, лишающего ее смысла даже на общечеловеческом уровне. Поэтому они приходят в монастырь не только ради спасения в вечности, но и ради сохранения интегральности своего «я» в этой жизни, ради обретения подлинного смысла существования.
Однако мы должны правильно понимать природу и цель влекущей их силы. Существующая тенденция к повышению личной образованности монашествующих, безусловно, необходима в силу упомянутых выше причин. В то же время необходимо понимать, что послушник приходит в монастырь не ради того, чтобы найти иной «ответ» на вопросы, которые ставит перед ним жизнь, или иное объяснение сути происходящего в мире. Даже сам послушник, настойчиво ищущий избыточного внимания духовника и требующий «ответов» на возникающие у него недоумения, может не понимать, что это не то, что ему нужно. Если, предполагая, что современный человек лишен корней и дезориентирован, мы постараемся дать его жизни логичное, академически оформленное направление, возможно, мы сначала и пробудим его любопытство, но в дальнейшем рискуем стать для него причиной еще более радикального разочарования. «Ответы», которые ищет современный послушник и которые ему нужны, заключаются не в словесных формулах или логично сформулированной картине мира. В самом существе современного человека живет недоверие к логике и к системе любого порядка. Его нужды и его чаяния лежат в области парадоксов, куда не в силах проникнуть академическая логика, потому что это область личного и уникального. Приходя в монастырь и обнаруживая, что все вопросы имеют заранее сформулированные ответы, все решения, которые должны были бы родиться как результат его духовного возрастания, делаются за него, все его поступки предопределены правилами, которые ясно отделяют черное от белого и правильное от неправильного, послушник может успешно прожить несколько лет. Но в конце концов он столкнется с разочарованием, подобным тому, которое он испытал в миру. Он не найдет себя, потому что ему никогда не будет предоставлена возможность искать себя.
Современный послушник, даже будучи выходцем из полноценной семьи (что происходит все реже) сформирован зыбким представлением о семейных ценностях и, как следствие, часто не обладает должными представлениями не только об авторитете старших, но и об ответственном отношении к равным и младшим, имеет ограниченный опыт родительской любви, не умеет любить в ответ. В толкованиях на псалмы блаженный Августин дает интересное определение понятию «монах», которое для него в данном случае не индивидуальное, а коллективное: община людей, живущая в единстве любви к Богу и друг ко другу, обладает единым сердцем и единой душой, и потому из многих составляется один организм, monos. Все начинается и заканчивается любовью, поэтому одной из первых задач, стоящих перед монастырем, является восполнение недостатка любви, который человек испытал в миру и который сформировал в нем неверную ценностную шкалу. Осознание необходимости принятия постнического покаянного жития пропорционально способности послушника к искренней любви. А искренность нашей любви во многом зависит от веры в то, что, несмотря на все недостатки и падения, мы можем быть любимы. Неверие в это является корнем подавляющего большинства современных этических, интеллектуальных и даже духовных проблем.
Неготовность любить кого-то кроме себя ведет к способности любить только себя. Но смысл бегства монаха из мира заключается именно в том, что мир в духовном его понимании – это общество людей, живущих только для себя. «Оставить мир» означает перестать жить для себя и начать жить для других. Послушник, вступающий в монастырь, должен быть поставлен в условия, которые наиболее благоприятны для самоотвержения, что в первую очередь проявляется в послушании. О фундаментальном значении послушания говорилось неоднократно, в том числе, и на конференциях, организованных Синодальным отделом по монастырям, поэтому я сделаю лишь одну ремарку по этой теме, которая связывает ее с поднятым выше вопросом. Послушание не является слепым подчинением вышестоящему. Подлинное послушание – плод любви. Священное Писание нигде не говорит о том, что Богородица любила Своего Сына. Ее любовь сокрыта в послушании, о котором говорят Ее немногие, сохраненные Евангелиями слова: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему (Лк. 1:38) и что скажет Он вам, то сделайте (Ин. 2:5).
Довольно часто среди новоначальных насельников монастырей можно встретить недовольство характером поручаемых им послушаний, обилием физической рутинной работы, из-за которой знания, умения и устремления, которые они принесли с собой из мира, не получают желаемой оценки и реализации. Природу этого ропота частично можно объяснить отношением к работе и труду, которое формируется в мире и которое наследует современный послушник. Человек только тогда считается ответственным членом общества и получает удовлетворение от своего существования, когда выполняемая им работа является общественно полезной и приносит видимый результат. В противоположность этому, монах не определяется тем послушанием, которое он выполняет, своей «нужностью». В каком-то смысле монах должен быть «бесполезен», потому что его призвание не в том, чтобы делать то или иное, а в том, чтобы быть человеком Божиим. Он не живет ради исполнения конкретной функции: его «функция» есть сама жизнь. В письме к патриции Феоктисте святитель Григорий Великий рассказывает о внутреннем кризисе, вызванном его стремлением продолжать аскетический образ жизни и необходимостью выполнять обязанности римского понтифика. Ответ, к которому он пришел, был почерпнут им из 18 стиха 72 псалма, который в нашем переводе звучит менее очевидно, но в интерпретации святителя Григория означал следующее: человек, совершающий то или иное служение, низвергается или возрастает духовно в зависимости не от служения, а от своего отношения к этому служению.
Готовность служить другим свидетельствует о полноте личности, которая, парадоксальным образом, формируется как результат уединенного пребывания с Богом. Одна из причин личностного кризиса для многих сегодня – это неумение быть одному. В противоположность этому, постепенный процесс, венцом которого является монашеский постриг, подразумевает осознание молодым послушником, что существуют вопросы и аспекты жизненной драмы, перед которыми человек обязан предстоять в одиночестве. Как писал иеромонах Серафим (Роуз), только оказываясь в этом одиночестве, человек понимает, что кроме Бога у него по-настоящему никого нет. Только осознав это, человек становится монахом, который, как говорил святитель Феофан Затворник, есть Бог и душа. Это означает, что, если в миру человек непрерывно окружен визуальными впечатлениями и звуками, для формирования личности будущего монаха монастырь должен предоставить новоначальному соразмерное его духовным возможностям пространство, внутри которого тот может учиться быть один. И трезвое духовное руководство будет в данном случае заключаться не в непрерывной череде советов, а в бдительном наблюдении за тем, как усваиваются те, которые уже были даны. Мне вспоминается рассказ, который я слышал из уст митрополита Тихона (Шевкунова) о времени его пребывания под окормлением старца Иоанна (Крестьянкина). Нам, молодым послушникам, говорил владыка Тихон, всегда хотелось больше говорить с отцом Иоанном и с другими монастырскими старцами, и казалось, что нам уделяют очень мало времени: но я не понимал, что нам давалось на общение с ними ровно столько времени, сколько нам тогда было необходимо.
Это также подразумевает необходимость ограничения пользования современными средствами связи. Однако для решения этой проблемы недостаточно создать физические или технологические препятствия – хотя и это нужное и действенное средство. Основа монашеского призвания – не отрицание, а утверждение. Наличие дистанции между монахом и миром само по себе не учит монаха меньше любить мир. Проблемы, вытекающие из проникновения за стены келий мобильных телефонов и интернета, обусловлены не только личным несовершенством насельника, но и тем, что община делает недостаточно, чтобы быть зримым явлением любви к чему-то кроме мира. Монашеская община – это камертон, который должен задавать тональность жизни выше, чем на то способен каждый отдельный из ее членов. Если этого не происходит, если созвучие мелодий жизни насельников не образует гармонию, послушник ищет утешение не в общине, а в толпе, в которой растворяется его личность, дегенерируют монашеский характер и человеческое достоинство.
Выше уже было упомянуто, что все меньшее количество современных людей в миру занимается физическим трудом. Работа за компьютером, работа в офисе и т. п. усугубляют взаимное отчуждение людей, их обезличивание, заставляют человека жить категориями виртуального, а не реального мира, провоцируют поиск отдыха в занятиях, которые не могут по-настоящему способствовать формированию человеческой личности и плодотворной духовной жизни. Необходимо обратить внимание, что наиболее ощутимые и явные возможности для духовного формирования послушника лежат в физическом труде. Работая, он может открыть для себя значение ответственности. Работая, он через элементарные вещи может начать познавать свое подлинное «я». Посредством физического труда молодой послушник учится быть благодарным и уважать личность другого, работающего с ним совместно. Физический труд дает возможность здорового общения и разрядки. Если же в исполнении подобного послушания новоначальным руководит зрелый и опытный монах, эта сторона жизни послушника в монастыре даст ему возможность созревать и расти больше, чем многие другие.
Сказанное выше – всего лишь несколько штрихов, призванных прояснить некоторые современные проблемы, встающие перед приходящим в монастырь человеком и монашеской общиной, открывающей ему свои двери.
Из сказанного следует, что конфликт «современного образа мышления» и «традиционных монашеских ценностей» выражается не только в том, что последние призывают человека к спасению. Монашеская жизнь в наиболее явной форме утверждает величие призвания человека, значение его духовного мира, глубину его сердца. Монашеская жизнь сегодня призвана вернуть человеку умение любить, способность радоваться Божию творению и благодарить. Встречая наших современников, ищущих монашеской жизни, наша главная задача – быть подлинными людьми и тем вдохновлять молодых послушников. По слову священномученика Иринея Лионского, слава Бога – это подлинно живущий человек. Если приходящие к нам будут видеть в нас эту подлинность, то исполнится и вторая часть высказывания святого, и они познают, что истинная жизнь есть видение Бога.
По материалам сайта Синодального отдела по монастырям и монашеству РПЦ