Литургия в день памяти свщм.Серафима, митр., Василия, диакона и мц. Анисии

11 ДЕКАБРЯ 2017 ГОДА

В Благовещенском мужском монастыре отметили день памяти священномученика Серафима (Чичагова), митрополита Петроградского, Василия (Завгороднего), диакона и муценицы Анисии (Маслановой). Богослужение состоялось в Благовещенском соборе монастыря. Литургию возглавил игумен Леонид (Грошев) в сослужении братии обители.

Фото

Священномученик Серафим (Чичагов), митрополит Петроградский (1856 – 1937)

Мит­ро­по­лит Се­ра­фим (в ми­ру Лео­нид Ми­хай­ло­вич Чи­ча­гов) ро­дил­ся 9 июня 1856 го­да; он пра­внук зна­ме­ни­то­го адми­ра­ла В.Я. Чи­ча­го­ва, од­но­го из пер­вых ис­сле­до­ва­те­лей Ле­до­ви­то­го оке­а­на, и внук П.В. Чи­ча­го­ва[1].
Лео­нид по­лу­чил об­ра­зо­ва­ние сна­ча­ла в Пер­вой Санкт-Пе­тер­бург­ской клас­си­че­ской гим­на­зии, а за­тем в Па­же­ском кор­пу­се, по окон­ча­нии ко­то­ро­го был за­чис­лен в Пре­об­ра­жен­ский полк. В трид­цать семь лет он по­лу­чил зва­ние пол­ков­ни­ка. К это­му вре­ме­ни уже бы­ли на­пе­ча­та­ны его ли­те­ра­тур­но-ис­то­ри­че­ские тру­ды: «Днев­ник пре­бы­ва­ния Ца­ря-Осво­бо­ди­те­ля в Ду­най­ской ар­мии в 1877 г.», «Фран­цуз­ская ар­тил­ле­рия в 1882 г.», «За­пис­ки о П.В. Чи­ча­го­ве».
В 1879 го­ду Лео­нид Ми­хай­ло­вич же­нил­ся на На­та­лье Ни­ко­ла­евне Дох­ту­ро­вой, вну­ча­той пле­мян­ни­це ге­не­ра­ла Д.С. Дох­ту­ро­ва, ге­роя Оте­че­ствен­ной вой­ны 1812 го­да.
Во­ен­ная ка­рье­ра не удо­вле­тво­ря­ла Лео­ни­да Ми­хай­ло­ви­ча. С ран­не­го дет­ства он от­ли­чал­ся глу­бо­кой ре­ли­ги­оз­но­стью. По­те­ряв ро­ди­те­лей, он, по его сло­вам, при­вык ис­кать уте­ше­ние в ре­ли­гии. Пол­ков­ник гвар­дей­ско­го Пре­об­ра­жен­ско­го пол­ка стал ста­ро­стой Пре­об­ра­жен­ско­го со­бо­ра на Ли­тей­ном про­спек­те и жерт­во­вал нема­лые сред­ства на храм.
Чув­ство ми­ло­сер­дия, же­ла­ние по­мо­гать страж­ду­щим при­ве­ли Лео­ни­да Ми­хай­ло­ви­ча к изу­че­нию ме­ди­цин­ских на­ук, и впо­след­ствии он на­пи­сал кни­гу «Ме­ди­цин­ские бе­се­ды».
В 1891 го­ду Лео­нид Ми­хай­ло­вич объ­явил о сво­ем же­ла­нии оста­вить во­ен­ную служ­бу и, к ве­ли­ко­му удив­ле­нию близ­ких, вы­шел в от­став­ку в чине пол­ков­ни­ка ар­мии, ре­шив из­брать иной жиз­нен­ный путь – свя­щен­ство.
Же­на его тя­же­ло пе­ре­жи­ва­ла это ре­ше­ние. Отец Иоанн Крон­штадт­ский, ду­хов­ным сы­ном ко­то­ро­го был Лео­нид Ми­хай­ло­вич, ска­зал ей:
– Ваш муж дол­жен стать свя­щен­ни­ком, и вы не долж­ны пре­пят­ство­вать из­бран­но­му ва­шим му­жем пу­ти, так как на этом по­при­ще он до­стигнет боль­ших вы­сот.
Вый­дя в от­став­ку, Лео­нид Ми­хай­ло­вич пе­ре­ехал с се­мьей в Моск­ву и при­сту­пил к изу­че­нию бо­го­слов­ских на­ук, го­то­вясь к ру­ко­по­ло­же­нию. 28 фев­ра­ля 1893 го­да он был ру­ко­по­ло­жен в кремлев­ском Успен­ском со­бо­ре в сан свя­щен­ни­ка и при­пи­сан к кремлев­ской си­но­даль­ной церк­ви Дву­на­де­ся­ти апо­сто­лов.
Через два го­да о. Лео­нид был опре­де­лен свя­щен­ни­ком для ду­хов­но­го окорм­ле­ния во­ен­но­слу­жа­щих ар­тил­ле­рий­ско­го ве­дом­ства Мос­ков­ско­го во­ен­но­го окру­га.
Он со свой­ствен­ной ему энер­ги­ей ча­стью на свои сред­ства, ча­стью на по­жерт­во­ва­ния от­ре­ста­ври­ро­вал храм – во имя свя­ти­те­ля Ни­ко­лая на Ста­ром Ва­гань­ко­ве, при­над­ле­жав­ший Ру­мян­цев­ско­му му­зею и в те­че­ние трид­ца­ти лет сто­яв­ший за­кры­тым, в ко­то­ром и стал слу­жить. В том же го­ду неожи­дан­но скон­ча­лась На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на, оста­вив че­ты­рех до­че­рей, из ко­то­рых млад­шей бы­ло де­сять лет. По­ру­чив вос­пи­та­ние до­че­рей двум до­ве­рен­ным ли­цам, о. Лео­нид в том же го­ду по­сту­пил в Тро­и­це-Сер­ги­е­ву Лав­ру и при­нял ино­че­ство. 14 ав­гу­ста 1898 го­да он был по­стри­жен в ман­тию с име­нем Се­ра­фим.
По­сле смер­ти на­сто­я­те­ля Суз­даль­ско­го Спа­со-Ев­фи­мье­ва мо­на­сты­ря ар­хи­манд­ри­та До­си­фея обер-про­ку­рор Свя­тей­ше­го Си­но­да По­бе­до­нос­цев на­зна­чил на этот пост иеро­мо­на­ха Се­ра­фи­ма. Вско­ре он был воз­ве­ден в сан ар­хи­манд­ри­та и на­зна­чен бла­го­чин­ным мо­на­сты­рей Вла­ди­мир­ской епар­хии. Он на­шел древ­нюю оби­тель раз­ру­ша­ю­щей­ся, об­но­вил ее на со­бран­ные им по­жерт­во­ва­ния и за пять лет сво­е­го управ­ле­ния при­вел в цве­ту­щее со­сто­я­ние. Осо­бые уси­лия бы­ли пред­при­ня­ты им по бла­го­устрой­ству аре­стант­ско­го от­де­ле­ния Суз­даль­ской тюрь­мы-кре­по­сти: он ка­пи­таль­но от­ре­мон­ти­ро­вал зда­ние и устро­ил биб­лио­те­ку для уз­ни­ков. Та­кое от­но­ше­ние ар­хи­манд­ри­та Се­ра­фи­ма к уз­ни­кам сра­зу ска­за­лось: де­вять за­ко­ре­не­лых сек­тан­тов вер­ну­лись в пра­во­сла­вие, и это поз­во­ли­ло ему хо­да­тай­ство­вать пе­ред Свя­тей­шим Си­но­дом об осво­бож­де­нии осталь­ных. По его хо­да­тай­ству три­на­дцать че­ло­век бы­ли вы­пу­ще­ны на сво­бо­ду, и тюрь­ма пе­ре­ста­ла су­ще­ство­вать.
Став свя­щен­ни­ком, о. Лео­нид за­нял­ся со­став­ле­ни­ем «Ле­то­пи­си Се­ра­фи­мо-Ди­ве­ев­ско­го мо­на­сты­ря», ко­то­рая яви­лась са­мым зна­чи­тель­ным тру­дом его жиз­ни. О при­чине со­став­ле­ния ее он сам впо­след­ствии рас­ска­зы­вал сле­ду­ю­щее: «Ко­гда по­сле до­воль­но дол­гой го­судар­ствен­ной служ­бы я сде­лал­ся свя­щен­ни­ком в неболь­шой церк­ви за Ру­мян­цев­ским му­зе­ем, мне за­хо­те­лось съез­дить в Са­ров­скую пу­стынь, ме­сто по­дви­гов пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма, то­гда еще не про­слав­лен­но­го, и ко­гда на­сту­пи­ло ле­то, по­ехал ту­да. Са­ров­ская пу­стынь про­из­ве­ла на ме­ня силь­ное впе­чат­ле­ние. Я про­вел там несколь­ко дней в мо­лит­ве и по­се­щал все ме­ста, где под­ви­зал­ся пре­по­доб­ный Се­ра­фим. От­ту­да пе­ре­брал­ся в Ди­ве­ев­ский мо­на­стырь, где мне очень по­нра­ви­лось и мно­гое на­по­ми­на­ло о пре­по­доб­ном Се­ра­фи­ме, так за­бо­тив­шем­ся о ди­ве­ев­ских сест­рах. Игу­ме­ния при­ня­ла ме­ня очень при­вет­ли­во, мно­го со мной бе­се­до­ва­ла и, меж­ду про­чим, ска­за­ла, что в мо­на­сты­ре жи­вут три ли­ца, ко­то­рые пом­нят пре­по­доб­но­го: две ста­ри­цы-мо­на­хи­ни и мо­на­хи­ня Пе­ла­гея (в ми­ру Па­рас­ке­ва, Па­ша)[2]. Осо­бен­но хо­ро­шо пом­нит его Па­ша, поль­зо­вав­ша­я­ся лю­бо­вью пре­по­доб­но­го и быв­шая с ним в по­сто­ян­ном об­ще­нии. Я вы­ра­зил же­ла­ние ее на­ве­стить, чтобы услы­шать что-ли­бо о пре­по­доб­ном из ее уст. Ме­ня про­во­ди­ли к до­ми­ку, где жи­ла Па­ша. Ед­ва я во­шел к ней, как Па­ша, ле­жав­шая в по­сте­ли (она бы­ла очень ста­рая и боль­ная), вос­клик­ну­ла:
– Вот хо­ро­шо, что ты при­шел, я те­бя дав­но под­жи­даю: пре­по­доб­ный Се­ра­фим ве­лел те­бе пе­ре­дать, чтобы ты до­ло­жил Го­су­да­рю, что на­сту­пи­ло вре­мя от­кры­тия его мо­щей и про­слав­ле­ния.
Я от­ве­тил Па­ше, что по сво­е­му об­ще­ствен­но­му по­ло­же­нию не мо­гу быть при­ня­тым Го­су­да­рем и пе­ре­дать ему в уста то, что она мне по­ру­ча­ет. Ме­ня со­чтут за су­ма­сшед­ше­го, ес­ли я нач­ну до­мо­гать­ся быть при­ня­тым Им­пе­ра­то­ром. Я не мо­гу сде­лать то, о чем она ме­ня про­сит.
На это Па­ша ска­за­ла:
– Я ни­че­го не знаю, пе­ре­да­ла толь­ко то, что мне по­ве­лел пре­по­доб­ный.
В сму­ще­нии я по­ки­нул ке­лью ста­ри­цы. По­сле нее по­шел к двум мо­на­хи­ням, пом­нив­шим пре­по­доб­но­го. Они жи­ли вме­сте и друг за дру­гом уха­жи­ва­ли. Од­на бы­ла сле­пая, а дру­гая вся скрю­чен­ная и с тру­дом пе­ре­дви­га­лась по ком­на­те: она за­ве­до­ва­ла преж­де ква­со­вар­ней и как-то, пе­ре­дви­гая в по­греб по сту­пень­кам лест­ни­цы тя­же­лую боч­ку с ква­сом, по­ле­те­ла вниз, и вслед за ней боч­ка, уда­рив­шая ее по сред­ним по­звон­кам спин­но­го хреб­та всею сво­ею тя­же­стью. Обе они бы­ли боль­шие мо­лит­вен­ни­цы, сле­пая мо­на­хи­ня по­сто­ян­но мо­ли­лась за усоп­ших, при этом ду­ши их яв­ля­лись к ней, и она ви­де­ла их ду­хов­ны­ми оча­ми. Кое-что она мог­ла со­об­щить и о пре­по­доб­ном.
Пе­ред отъ­ез­дом в Са­ров я был у о. Иоан­на Крон­штадт­ско­го, ко­то­рый, пе­ре­да­вая мне пять руб­лей, ска­зал:
– Вот при­сла­ли мне пять руб­лей и про­сят ке­лей­но мо­лить­ся за са­мо­убий­цу: мо­жет быть, вы встре­ти­те ка­ко­го-ни­будь нуж­да­ю­ще­го­ся свя­щен­ни­ка, ко­то­рый бы со­гла­сил­ся мо­лить­ся за несчаст­но­го.
При­дя к мо­на­хи­ням, я про­чи­тал пе­ред сле­пой за­пи­соч­ку, в ко­то­рую вло­жил пять руб­лей, дан­ных мне о. Иоан­ном. По­ми­мо это­го я на­звал имя сво­ей по­кой­ной ма­те­ри и про­сил мо­лить­ся за нее. В от­вет услы­шал:
– При­ди­те за от­ве­том через три дня.
Ко­гда я при­шел в на­зна­чен­ное вре­мя, то по­лу­чил от­вет:
– Бы­ла у ме­ня ма­туш­ка ва­ша, она та­кая ма­лень­кая, ма­лень­кая, а с ней Ан­ге­ло­чек при­хо­дил.
Я вспом­нил, что моя млад­шая сест­ра скон­ча­лась трех лет.
– А вот дру­гой че­ло­век, за ко­то­ро­го я мо­ли­лась, тот та­кой гро­мад­ный, но он ме­ня бо­ит­ся, все убе­га­ет. Ой, смот­ри­те, не са­мо­убий­ца ли он?
Мне при­шлось со­знать­ся, что он дей­стви­тель­но са­мо­убий­ца, и рас­ска­зать про бе­се­ду с о. Иоан­ном.
Вско­ре я уехал из Ди­ве­ев­ско­го мо­на­сты­ря и, воз­вра­ща­ясь в Моск­ву, неволь­но об­ду­мы­вал сло­ва Па­ши. В Москве они опять при­шли мне в го­ло­ву, и вдруг од­на­жды ме­ня прон­зи­ла мысль, что ведь мож­но за­пи­сать все, что рас­ска­зы­ва­ли о пре­по­доб­ном Се­ра­фи­ме пом­нив­шие его мо­на­хи­ни, разыс­кать дру­гих лиц из совре­мен­ни­ков пре­по­доб­но­го и рас­спро­сить их о нем, озна­ко­мить­ся с ар­хи­ва­ми Са­ров­ской пу­сты­ни и Ди­ве­ев­ско­го мо­на­сты­ря и за­им­ство­вать от­ту­да все, что от­но­сит­ся к жиз­ни пре­по­доб­но­го и по­сле­ду­ю­ще­го по­сле его кон­чи­ны пе­ри­о­да. При­ве­сти весь этот ма­те­ри­ал в си­сте­му и хро­но­ло­ги­че­ский по­ря­док, за­тем этот труд, ос­но­ван­ный не толь­ко на вос­по­ми­на­ни­ях, но и на фак­ти­че­ских дан­ных и до­ку­мен­тах, да­ю­щих пол­ную кар­ти­ну жиз­ни и по­дви­гов пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма и зна­че­ние его для ре­ли­ги­оз­ной жиз­ни на­ро­да, на­пе­ча­тать и под­не­сти Им­пе­ра­то­ру, чем и бу­дет ис­пол­не­на во­ля пре­по­доб­но­го, пе­ре­дан­ная мне в ка­те­го­рич­ной фор­ме Па­шей. Та­кое ре­ше­ние еще под­креп­ля­лось тем со­об­ра­же­ни­ем, что цар­ская се­мья, со­би­ра­ясь за ве­чер­ним ча­ем, чи­та­ла вслух кни­ги бо­го­слов­ско­го со­дер­жа­ния, и я на­де­ял­ся, что и моя кни­га бу­дет про­чи­та­на.
Та­ким об­ра­зом за­ро­ди­лась мысль о «Ле­то­пи­си».
Для при­ве­де­ния ее в ис­пол­не­ние я вско­ре взял от­пуск и сно­ва от­пра­вил­ся в Ди­ве­е­во. Там мне был предо­став­лен ар­хив мо­на­сты­ря, так же как и в Са­ров­ской пу­сты­ни. Но преж­де все­го я от­пра­вил­ся к Па­ше и стал рас­спра­ши­вать ее обо всех из­вест­ных эпи­зо­дах жиз­ни пре­по­доб­но­го, тща­тель­но за­пи­сы­вал все, что она пе­ре­да­ва­ла мне, а по­том ей за­пи­си про­чи­ты­вал. Она на­хо­ди­ла все за­пи­сан­ное пра­виль­ным и, на­ко­нец, ска­за­ла:
– Все, что пом­ню о пре­по­доб­ном, те­бе рас­ска­за­ла, и хо­ро­шо ты и вер­но за­пи­сал, од­но нехо­ро­шо, что ты ме­ня рас­хва­ли­ва­ешь.
В это вре­мя игу­ме­ния Ди­ве­ев­ско­го мо­на­сты­ря от­пра­ви­лась в Ниж­ний Нов­го­род на яр­мар­ку, чтобы за­ку­пить го­до­вой за­пас ры­бы для мо­на­сты­ря, а ко­гда я в ее от­сут­ствие по­же­лал на­ве­стить Па­шу, то за­стал ее со­вер­шен­но боль­ной и страш­но сла­бой. Я ре­шил, что дни ее со­чте­ны. Вот, ду­ма­лось мне, ис­пол­ни­ла во­лю пре­по­доб­но­го и те­перь уми­ра­ет. Свое впе­чат­ле­ние я по­спе­шил пе­ре­дать ма­те­ри каз­на­чее, но она от­ве­ти­ла:
– Не бес­по­кой­тесь, ба­тюш­ка, без бла­го­сло­ве­ния ма­туш­ки игу­ме­нии Па­ша не умрет.
Через неде­лю игу­ме­ния при­е­ха­ла с яр­мар­ки, и я тот­час по­шел со­об­щить о сво­их опа­се­ни­ях от­но­си­тель­но Прас­ко­вии, уго­ва­ри­вая ее немед­лен­но схо­дить к уми­ра­ю­щей, дабы про­стить­ся с ней и узнать ее по­след­нюю во­лю, ина­че бу­дет позд­но.
– Что вы, ба­тюш­ка, что вы, – от­ве­ти­ла она, – я толь­ко при­е­ха­ла, уста­ла, не успе­ла осмот­реть­ся; вот от­дох­ну, при­ве­ду в по­ря­док все, то­гда пой­ду к Па­ше.
Через два дня мы по­шли вме­сте к Па­ше. Она об­ра­до­ва­лась, уви­дев игу­ме­нию. Они вспом­ни­ли ста­рое, по­пла­ка­ли, об­ня­лись и по­це­ло­ва­лись. На­ко­нец игу­ме­ния вста­ла и ска­за­ла:
– Ну, Па­ша, те­перь бла­го­слов­ляю те­бя уме­реть.
Спу­стя три ча­са я уже слу­жил по Па­рас­ке­ве первую па­ни­хи­ду. Воз­вра­тив­шись в Моск­ву с со­бран­ным ма­те­ри­а­лом о пре­по­доб­ном Се­ра­фи­ме, я немед­лен­но при­сту­пил к сво­е­му тру­ду. Вско­ре я ов­до­вел и при­нял мо­на­ше­ство с име­нем Се­ра­фи­ма, из­брав его сво­им небес­ным по­кро­ви­те­лем. «Ле­то­пись» бы­ла из­да­на в 1896 го­ду и пре­под­не­се­на Го­су­да­рю, что по­вли­я­ло на ре­ше­ние во­про­са о про­слав­ле­нии пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма».
«Ле­то­пись» эта вы­дер­жа­ла два из­да­ния – в 1896 и 1903 го­дах – и пред­став­ля­ет со­бой по­дроб­ное опи­са­ние со­зда­ния мо­на­сты­ря в Ди­ве­е­ве – чет­вер­то­го уде­ла Бо­жи­ей Ма­те­ри на зем­ле. Кни­га по со­бран­но­му ма­те­ри­а­лу в срав­не­нии с из­вест­ны­ми тру­да­ми дру­гих ав­то­ров наи­бо­лее до­сто­вер­но от­ра­жа­ет все со­бы­тия, про­ис­шед­шие со дня ос­но­ва­ния мо­на­сты­рей в Са­ро­ве и Ди­ве­е­ве, рас­ска­зы­ва­ет о пер­во­устро­и­тель­ни­це, ма­туш­ке Алек­сан­дре, со­дер­жит жиз­не­опи­са­ние пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма и близ­ких ему лю­дей.
В 1902 го­ду ар­хи­манд­ри­ту Се­ра­фи­му бы­ло ви­де­ние, о ко­то­ром он впо­след­ствии рас­ска­зал сво­е­му ду­хов­но­му сы­ну про­то­и­е­рею Сте­фа­ну Ля­шев­ско­му: «По окон­ча­нии «Ле­то­пи­си» я си­дел в сво­ей ком­нат­ке в од­ном из ди­ве­ев­ских кор­пу­сов и ра­до­вал­ся, что за­кон­чил на­ко­нец труд­ней­ший пе­ри­од со­би­ра­ния и на­пи­са­ния о пре­по­доб­ном Се­ра­фи­ме. В этот мо­мент в ке­лию во­шел пре­по­доб­ный Се­ра­фим и я уви­дел его как жи­во­го. У ме­ня ни на ми­ну­ту не мельк­ну­ло мыс­ли, что это ви­де­ние – так все бы­ло про­сто и ре­аль­но. Но ка­ко­во же бы­ло мое удив­ле­ние, ко­гда ба­тюш­ка Се­ра­фим по­кло­нил­ся мне в по­яс и ска­зал:
– Спа­си­бо те­бе за ле­то­пись. Про­си у ме­ня все что хо­чешь за нее.
С эти­ми сло­ва­ми он по­до­шел ко мне вплот­ную и по­ло­жил свою ру­ку мне на пле­чо. Я при­жал­ся к нему и го­во­рю:
– Ба­тюш­ка, до­ро­гой, мне так ра­дост­но сей­час, что я ни­че­го дру­го­го не хо­чу, как толь­ко все­гда быть око­ло вас.
Ба­тюш­ка Се­ра­фим улыб­нул­ся в знак со­гла­сия и стал неви­дим. Толь­ко то­гда я со­об­ра­зил, что это бы­ло ви­де­ние. Ра­до­сти мо­ей не бы­ло кон­ца».
Ис­поль­зуя свои свя­зи в при­двор­ных кру­гах, ар­хи­манд­рит Се­ра­фим су­мел встре­тить­ся с им­пе­ра­то­ром Ни­ко­ла­ем II и скло­нил его в поль­зу от­кры­тия мо­щей.
По по­ве­ле­нию им­пе­ра­то­ра в ав­гу­сте 1902 го­да бы­ло по­ру­че­но про­из­ве­сти пред­ва­ри­тель­ное осви­де­тель­ство­ва­ние остан­ков стар­ца Се­ра­фи­ма мит­ро­по­ли­ту Мос­ков­ско­му Вла­ди­ми­ру, епи­ско­пам Там­бов­ско­му Дмит­рию и Ни­же­го­род­ско­му На­за­рию вме­сте с суз­даль­ским ар­хи­манд­ри­том Се­ра­фи­мом Чи­ча­го­вым и про­ку­ро­ром Мос­ков­ской Си­но­даль­ной кон­то­ры Ши­рин­ским-Ших­ма­то­вым.
Осви­де­тель­ство­ва­ние остан­ков пре­по­доб­но­го по­ка­за­ло, что нетлен­ных мо­щей нет.
При об­суж­де­нии это­го во­про­са в Си­но­де воз­ник­ла сму­та. Прак­ти­че­ски весь Си­нод был про­тив. Ку­да ехать? За­чем? Мо­щей нетлен­ных нет, толь­ко ко­сти. Ехать в глушь, в лес!
На от­кры­тии на­ста­и­вал лишь сам го­су­дарь, с ним еди­но­мыс­лен­ны бы­ли толь­ко обер-про­ку­рор Саб­лер и мит­ро­по­лит Ан­то­ний (Вад­ков­ский).
Од­на­ко им­пе­ра­тор не оста­вил на­ме­ре­ния ка­но­ни­зи­ро­вать стар­ца Се­ра­фи­ма и вся­че­ски под­дер­жи­вал бла­го­го­вей­ную па­мять о нем. В ок­тяб­ре 1902 го­да он при­слал в дар Се­ра­фи­мо-Ди­ве­ев­ско­му мо­на­сты­рю лам­па­ду К на­хо­дя­щей­ся в Тро­иц­ком со­бо­ре иконе Бо­жи­ей Ма­те­ри «Уми­ле­ние», пе­ред ко­то­рой на мо­лит­ве скон­чал­ся отец Се­ра­фим. Лам­па­ду, по по­ве­ле­нию его ве­ли­че­ства, до­ста­вил в оби­тель ар­хи­манд­рит Се­ра­фим. В вос­кре­се­нье, 20 ок­тяб­ря, по со­вер­ше­нии бо­же­ствен­ной ли­тур­гии в со­бор­ном хра­ме о. Се­ра­фим тор­же­ствен­но уста­но­вил пе­ред об­ра­зом Бо­го­ма­те­ри лам­па­ду и воз­жег ее к ве­ли­кой ра­до­сти се­стер.
11 ян­ва­ря 1903 го­да к осви­де­тель­ство­ва­нию остан­ков стар­ца Се­ра­фи­ма при­сту­пи­ла на­зна­чен­ная Си­но­дом ко­мис­сия в со­ста­ве де­ся­ти че­ло­век под ру­ко­вод­ством мит­ро­по­ли­та Мос­ков­ско­го Вла­ди­ми­ра. Чле­ном этой ко­мис­сии был так­же и ар­хи­манд­рит Се­ра­фим. Ре­зуль­та­том явил­ся по­дроб­ный акт осви­де­тель­ство­ва­ния, пред­став­лен­ный на мо­нар­шее усмот­ре­ние. Го­су­дарь, про­чи­тав его, на­пи­сал: «Про­чел с чув­ством ис­тин­ной ра­до­сти и глу­бо­ко­го уми­ле­ния».
До­не­се­ние ко­мис­сии и же­ла­ние им­пе­ра­то­ра убе­ди­ли Си­нод при­нять ре­ше­ние о ка­но­ни­за­ции пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го.
Си­нод по­ста­но­вил: «Вви­ду ожи­да­е­мо­го ко дню про­слав­ле­ния и от­кры­тия свя­тых мо­щей пре­по­доб­но­го от­ца Се­ра­фи­ма, Са­ров­ско­го чу­до­твор­ца, сте­че­ния боль­шо­го ко­ли­че­ства по­се­ти­те­лей и бо­го­моль­цев, при­зна­но необ­хо­ди­мым при­нять ме­ры к над­ле­жа­ще­му устрой­ству пу­тей со­об­ще­ния и по­треб­ных по­ме­ще­ний... по­ру­чить ар­хи­манд­ри­ту Суз­даль­ско­го мо­на­сты­ря и про­ку­ро­ру Мос­ков­ской Си­но­даль­ной кон­то­ры кня­зю Ши­рин­ско­му-Ших­ма­то­ву при­нять за­ве­до­ва­ние все­ми под­го­то­ви­тель­ны­ми ме­ра­ми для устрой­ства и при­ве­де­ния к бла­го­по­луч­но­му окон­ча­нию мно­го­слож­ных дел, свя­зан­ных с пред­сто­я­щим тор­же­ством про­слав­ле­ния пре­по­доб­но­го от­ца Се­ра­фи­ма».
На этом не за­кон­чи­лись тру­ды о. Се­ра­фи­ма, свя­зан­ные с про­слав­ле­ни­ем пре­по­доб­но­го. Он на­пи­сал крат­кое жи­тие пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма Са­ров­ско­го и крат­кую ле­то­пись Се­ра­фи­мо-Ди­ве­ев­ско­го мо­на­сты­ря.
Воз­вра­тись по­сле са­ров­ских тор­жеств в древ­ний Суз­даль, о. Се­ра­фим за­нял­ся под­го­то­ви­тель­ны­ми ра­бо­та­ми к пред­сто­я­ще­му празд­но­ва­нию 500-ле­тия со дня кон­чи­ны пре­по­доб­но­го Ев­фи­мия, Суз­даль­ско­го чу­до­твор­ца, и со­ста­вил жиз­не­опи­са­ние это­го свя­то­го. Но от­празд­но­вать в Суз­да­ле этот юби­лей ему не при­шлось. 14 фев­ра­ля 1904 го­да он был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Вос­кре­сен­ско­го Но­во-Иеру­са­лим­ско­го мо­на­сты­ря, где про­был год, но за это вре­мя су­мел от­ре­ста­ври­ро­вать ве­ли­че­ствен­ный со­бор зна­ме­ни­той оби­те­ли.
28 ап­ре­ля 1905 го­да в Успен­ском со­бо­ре Мос­ков­ско­го Крем­ля мит­ро­по­ли­том Вла­ди­ми­ром (Бо­го­яв­лен­ским), епи­ско­пом Три­фо­ном (Тур­ке­ста­но­вым) и епи­ско­пом Се­ра­фи­мом (Го­лу­бят­ни­ко­вым) ар­хи­манд­рит Се­ра­фим был хи­ро­то­ни­сан во епи­ско­па Су­хум­ско­го.
При хи­ро­то­нии вла­ды­ка так опре­де­лил свой жиз­нен­ный путь: «Мно­го­раз­лич­но со­вер­ша­ет­ся при­зыв Бо­жий! Неис­сле­ди­мы пу­ти Про­ви­де­ния Бо­жия, пред­опре­де­ля­ю­щие пу­ти че­ло­ве­ку. Со мной вот уже в тре­тий раз в про­дол­же­ние по­след­них две­на­дца­ти лет про­ис­хо­дят пе­ре­во­ро­ты, ко­то­рые ме­ня­ют весь строй мо­ей жиз­ни. Хо­тя я ни­ко­гда не за­бы­вал мо­лит­вен­но про­сти­рать ру­ки к Бо­гу в на­деж­де на Его ми­ло­сер­дие и все­про­ще­ние, но мог ли се­бе пред­ста­вить, что мой пер­во­на­чаль­ный свет­ский путь, ка­зав­ший­ся есте­ствен­ным и вполне со­от­вет­ствен­ным мо­е­му рож­де­нию и вос­пи­та­нию, про­дол­жав­ший­ся так дол­го и с та­ким успе­хом, не тот, ко­то­рый мне пред­на­зна­чен Бо­гом? И как я дол­жен был убе­дить­ся в этом? Несо­мнен­но, пу­тем ис­пы­та­ний и скор­бей, ибо из­вест­но, что скор­би – это луч­шие про­воз­вест­ни­ки во­ли Бо­жи­ей, и от на­ча­ла ве­ка они слу­жи­ли лю­дям зна­ме­ни­ем из­бра­ния Бо­жия. Ис­пы­тав с вось­ми­лет­не­го воз­рас­та си­рот­ство, рав­но­ду­шие лю­дей, бес­по­мощ­ность и убе­див­шись в необ­хо­ди­мо­сти про­ло­жить се­бе жиз­нен­ный путь соб­ствен­ным тру­дом и мно­го­лет­ним уче­ни­ем, я по окон­ча­нии об­ра­зо­ва­ния, еще в мо­ло­до­сти, про­шел все ужа­сы во­ен­но­го вре­ме­ни, по­дви­ги са­мо­от­вер­же­ния, но, со­хра­нен­ный в жи­вых див­ным Про­мыс­лом Бо­жи­им, про­дол­жал свой пер­во­на­чаль­ный путь, пре­тер­пе­вая мно­го­чис­лен­ные и раз­но­об­раз­ные ис­пы­та­ния, скор­би и по­тря­се­ния, ко­то­рые окон­чи­лись се­мей­ным несча­стьем – вдов­ством. Пе­ре­не­ся столь­ко скор­бей, я вполне убе­дил­ся, что этот мир, ко­то­рый так труд­но пе­ре­стать лю­бить, де­ла­ет­ся через них на­шим вра­гом и что мне пред­опре­де­лен в мо­ей жиз­ни осо­бен­ный, тер­ни­стый путь... Тя­же­ло ис­пы­ты­вать пу­ти Бо­жии! Не по­то­му, что тре­бу­ет­ся без­услов­ная по­кор­ность, со­вер­шен­ное по­слу­ша­ние и все­це­лая пре­дан­ность в во­лю Бо­жию, да­ру­е­мые Са­мим Гос­по­дом; тя­же­ло по­то­му, что, как го­во­рит свя­ти­тель Фила­рет, мит­ро­по­лит Мос­ков­ский, мир, по­беж­ден­ный ве­рою, пле­нен­ный в ее по­слу­ша­ние, до­пу­щен­ный по­се­му в об­ласть ее, непре­мен­но внес в нее свой соб­ствен­ный дух; та­ким об­ра­зом, сей враг Хри­ста и хри­сти­ан­ства очу­тил­ся в пре­де­лах са­мо­го хри­сти­ан­ства, при­крыв­шись име­нем хри­сти­ан­ско­го ми­ра, он дей­ству­ет сво­бод­но и учре­жда­ет се­бе мир­ское хри­сти­ан­ство, ста­ра­ет­ся об­рат­но пе­ре­ро­дить сы­нов ве­ры в сы­нов ми­ра, сы­нов ми­ра не до­пу­стить до воз­рож­де­ния в ис­тин­ную жизнь хри­сти­ан­скую, а на непо­кор­ных ему во­ору­жа­ет­ся нена­ви­стью, лу­кав­ством, зло­сло­ви­ем, кле­ве­та­ми, пре­зре­ни­ем и вся­ким ору­ди­ем неправ­ды.
По­это­му жизнь лю­дей, взя­тых из ми­ра и по­став­лен­ных на ду­хов­ный путь, осо­бен­но мно­го­труд­ная и мно­госкорб­ная. По­доб­ное про­изо­шло и со мной. Иные опо­я­сы­ва­ли ме­ня и ве­ли ту­да, ку­да я не ожи­дал и не меч­тал ид­ти, и эти лю­ди бы­ли, ко­неч­но, вы­со­кой ду­хов­ной жиз­ни. Ко­гда по их свя­тым мо­лит­вам во мне от­кры­лось со­зна­ние, что Сам Гос­подь тре­бу­ет от ме­ня та­кой пе­ре­ме­ны в пу­ти ра­ди Его Бо­же­ствен­ных це­лей, что это необ­хо­ди­мо для всей мо­ей бу­ду­щей жиз­ни, для пред­на­зна­чен­ных мне еще ис­пы­та­ний и скор­бей, для мо­е­го со­рас­пя­тия Хри­сту, то несмот­ря ни на ка­кие пре­пят­ствия, по­став­лен­ные мне ми­ром, я ис­пол­нил свя­тое по­слу­ша­ние и сна­ча­ла при­нял свя­щен­ство, а по вдов­стве – мо­на­ше­ство. Дол­го я пе­ре­но­сил осуж­де­ния за эти важ­ные ша­ги в жиз­ни и хра­нил в глу­бине сво­е­го скорб­но­го серд­ца ис­тин­ную при­чи­ну их. Но на­ко­нец Сам Гос­подь оправ­дал мое мо­на­ше­ство в бли­жай­шем мо­ем уча­стии в про­слав­ле­нии ве­ли­ко­го чу­до­твор­ца пре­по­доб­но­го Се­ра­фи­ма. Ныне, по все­бла­гой во­ле Гос­по­да, я при­зы­ва­юсь на вы­со­кое слу­же­ние Церк­ви Хри­сто­вой в сане епи­ско­па».
Вла­ды­ка, ед­ва по­явив­шись в Гру­зии, столк­нул­ся с по­ло­же­ни­ем гроз­ным: ре­во­лю­ция 1905 го­да вско­лых­ну­ла гру­зин­ский на­цио­на­лизм; и епи­скоп со всей при­су­щей ему энер­ги­ей при­нял­ся бо­роть­ся про­тив сму­ты.
На Су­хум­ской ка­фед­ре епи­скоп Се­ра­фим про­слу­жил недол­го и в 1906 го­ду был пе­ре­ве­ден в Орел. В Ор­лов­ской епар­хии он про­был до 1908 го­да. Это вре­мя вла­ды­ка де­я­тель­но за­ни­мал­ся устрой­ством цер­ков­но-при­ход­ской жиз­ни, ор­га­ни­зо­вал в епар­хии при­ход­ские со­ве­ты с воз­ло­же­ни­ем на них обя­зан­но­стей цер­ков­ной бла­го­тво­ри­тель­но­сти.
Впо­след­ствии епи­скоп Се­ра­фим на ос­но­ва­нии сво­е­го опы­та в Ор­лов­ской епар­хии со­ста­вил «Об­ра­ще­ние к ду­хо­вен­ству епар­хии по во­про­су о воз­рож­де­нии при­ход­ской жиз­ни». В «Об­ра­ще­нии» пункт за пунк­том рас­смат­ри­ва­лись все сто­ро­ны при­ход­ской жиз­ни, по­дроб­но объ­яс­ня­лось, что та­кое воз­рож­де­ние при­ход­ской жиз­ни, цель его и что на­до сде­лать для до­сти­же­ния же­ла­е­мых ре­зуль­та­тов.
По мне­нию вла­ды­ки Се­ра­фи­ма, «необ­хо­ди­мо вер­нуть­ся к цер­ков­но-об­ще­ствен­ной жиз­ни древ­не­рус­ско­го при­хо­да, чтобы при­ход­ская об­щи­на за­ни­ма­лась еди­но­душ­но не толь­ко про­све­ще­ни­ем, бла­го­тво­ри­тель­но­стью, мис­си­о­нер­ством, но и нрав­ствен­но­стью сво­их со­чле­нов, вос­ста­нов­ле­ни­ем прав стар­ших над млад­ши­ми, ро­ди­те­лей над детьми, вос­пи­та­ни­ем и ру­ко­вод­ством мо­ло­до­го по­ко­ле­ния, утвер­жде­ни­ем хри­сти­ан­ских и пра­во­слав­ных уста­нов­ле­ний.
Для воз­рож­де­ния пас­тыр­ства и при­ход­ской жиз­ни тре­бу­ет­ся преж­де все­го объ­еди­не­ние пас­ты­рей с па­со­мы­ми. Это­му мо­гут спо­соб­ство­вать пас­тыр­ские со­бра­ния и съез­ды. Воз­рож­де­ние при­ход­ской жиз­ни долж­но ис­хо­дить от епи­ско­па. Ес­ли по­след­ний не объ­еди­нит­ся со сво­и­ми по­мощ­ни­ка­ми-пас­ты­ря­ми, то они не объ­еди­нят­ся меж­ду со­бой и с при­хо­жа­на­ми; ес­ли епи­скоп не про­ник­нет­ся этой иде­ей воз­рож­де­ния при­хо­да, не бу­дет сам бе­се­до­вать во вре­мя съез­да епар­хии с пас­ты­ря­ми, да­вать им са­мые по­дроб­ные прак­ти­че­ские ука­за­ния, не станет с пол­ным са­мо­от­вер­же­ни­ем пе­ре­пи­сы­вать­ся с недо­уме­ва­ю­щи­ми свя­щен­ни­ка­ми, сы­новне во­про­ша­ю­щи­ми ар­хи­пас­ты­ря в сво­их за­труд­не­ни­ях, не бу­дет пе­ча­тать в «Епар­хи­аль­ных ве­до­мо­стях» свои на­став­ле­ния и ука­за­ния, все то, что он хо­тел бы по­яс­нить и вве­сти, то при­ход­ское ожив­ле­ние не про­изой­дет и жиз­нен­ное на­ча­ло не про­никнет в на­ши омерт­ве­лые об­щи­ны».
В 1907 го­ду прео­свя­щен­но­го Се­ра­фи­ма на­зна­чи­ли чле­ном Си­но­да; через год – епи­ско­пом Ки­ши­нев­ским и Хо­тин­ским. В Ки­ши­не­ве, как ра­нее в Ор­ле, он за­нял­ся воз­рож­де­ни­ем при­хо­дов, имея уже бо­га­тый опыт. Вла­ды­ка объ­ез­жал епар­хию, бе­се­до­вал со свя­щен­но­слу­жи­те­ля­ми, ино­ка­ми, ми­ря­на­ми и уча­щи­ми­ся.
К это­му вре­ме­ни от­но­сит­ся ис­то­рия из­гна­ния стар­ца Вар­со­но­фия (Пли­хан­ко­ва) из Оп­ти­ной пу­сты­ни и пе­ре­во­да его в Го­лутвин мо­на­стырь. По из­ло­же­нию И.М. Кон­це­ви­ча, епи­скоп Се­ра­фим при­нял в ней де­я­тель­ное уча­стие на сто­роне го­ни­те­лей стар­ца. По рас­ска­зу свя­щен­ни­ка Ва­си­лия Шу­ст­и­на, ду­хов­но­го сы­на о. Вар­со­но­фия, де­ло об­сто­я­ло ина­че: «На­шлись лю­ди, ко­то­рым муд­рость ба­тюш­ки (о. Вар­со­но­фия. – И. Д.) не да­ва­ла жить, и враг не дре­мал. По­се­лил­ся в ски­ту некто Ми­тя Кос­но­языч­ный из го­ро­да Ко­зель­ска. Был он пья­ни­ца и тай­но раз­вра­щал мо­на­хов. Ба­тюш­ка не мог это­го тер­петь и вы­се­лил его из ски­та. Сей­час же про­тив ба­тюш­ки от­кры­то опол­чил­ся це­лый ле­ги­он... В Оп­ти­ну при­е­ха­ла од­на из жен­щин пе­тер­бург­ско­го ре­ли­ги­оз­но-по­ли­ти­че­ско­го круж­ка гра­фи­ни Иг­на­тье­вой и со­бра­ла про­тив ба­тюш­ки все об­ви­не­ния, ка­кие толь­ко мож­но бы­ло из­мыс­лить. При­ез­жав­ший в Оп­ти­ну епи­скоп Се­ра­фим (Чи­ча­гов) обе­лил ба­тюш­ку, но де­ло его от­зы­ва из Оп­ти­ной уже бы­ло где-то ре­ше­но. Отец Вар­со­но­фий дол­жен был по­ки­нуть скит...» Далее Всенощное бдение в честь священномученика Серафима, митрополита, Василия, диакона и мученицы Анисии